Марго и демиург. Роман - Маргарита Минина

– Ну как, – спросила Элька, – почувствовала, наконец? Все-все почувствовала?

Я только кивнула и с благодарной нежностью обняла подругу.

– Вот и я тоже, – зашептала мне в самое ухо Элька.

– Всё-всё?

– Ну, не знаю, совсем ли всё… Но даже представить себе не могу, что может быть еще что-то больше и сильнее…

– А знаешь, у тебя, когда это началось, щиколотка дрожала…

– Да? А я и не заметила… – рассеяно ответила моя подруга, а потом торжественно изрекла: – Дрожание моей правой икры есть великий признак.

Да, Элька часто забывает или путает самые простые слова. Но чувства юмора у нее не отнимешь.

– И это признак… наступившего оргазма! – рассмеялась я.

– Фу, Марго! Какой оргазм? Слово ученое, но все равно неприличное… для наших нежных ушей, – расшалилась Элька. – Давай никогда-никогда не будем его употреблять. А заменим, ну, к примеру, на бегемота. Дрожание моей икры – это великий признак наступившего на меня бегемота. По-моему, смешно. Зато теперь, слава богу, мы знаем, что вовсе не эти, на «ф»…

– Не фригидные, – подсказала я.

– Ну да, а совсем даже нормальные. Может, даже… страстные. Уж ты так точно. Чуть ляжками своими меня не задушила… – произнесла Элька, зевая во весь рот. – Вот сейчас самое время соснуть.

– После трудов… неправедных, – улыбнулась я.

***

Элька тут же отключилась. А я еще долго вспоминала только что испытанные ощущения. Словно коллекционер, рассматривающий свое новое приобретение. И вдруг поняла, что все эти плотины, волны блаженства и прочие затертые образы, которыми в книгах описывают этот женский… этот невероятный сдвиг… Поняла, что все эти образы и слова – ни о чем. Что они совсем не передают то, что произошло со мной и во мне. Ну а с чем же это можно сравнить? – думала я. Только без физиологии – без всех этих спазмов и жжений…

Ну, конечно, с обмиранием. Словно летишь в самолете, а он вдруг проваливается в воздушную яму. А еще с чем? И вдруг вспомнила, что же в моем прежнем и совсем не сексуальном опыте напоминает только что пережитое. Что было так похоже на это, но ускользало от меня, как ускользают остатки прекрасного сна после пробуждения? Во-первых, «Болеро» Равеля. С этой его тихой и вроде непритязательной мелодией. Но потом незаметно вступают новые инструменты, музыка все убыстряется, становится громче и, наконец, доходит до полного неистовства. И снова замирает, и опять начинается это завораживающее и почти мучительное карабканье, бесконечный подъем наверх – к кульминации или к экстазу. Я помню, как не выдерживала, слушая «Болеро». И уже на середине начинала крутиться в каком-то диком, похожем на шаманский, танце. Я вертела головой, мои волосы то закрывали мне глаза, то волной отбрасывались назад. А я при этом воображала себя почему-то Айседорой Дункан. И так вновь и вновь начинался этот подъем, буквально доводя меня уже ближе к вершине до исступления. Да, «Болеро» всегда гипнотизировал меня, вводил в состояние транса, зачарованности, наваждения. Но это музыка.

А вторым воспоминанием, конечно, был град и порожденное им ощущение полного счастья. Это уже было гораздо ближе к этому самому… что только что испытала я. Да, как и тогда, стоя под градинами, весело вонзавшимися в меня, я ощущала биение и звон таких же серебряных молоточков. Только они падали не с неба, а начинали постукивать снизу, пока не сливались в единую долгую и томительную дробь. И на нее одна за другой откликались и начинали в том же ритме вибрировать все жилки, все клеточки во мне. Пока из всего этого вдруг не возникал стремительный сверкающий поток, чтобы разлиться по всему телу, затопив его. Говорят, это – у каждого по-своему. Но для меня это было как град в детстве. И сейчас, когда я нашла точное описание испытанного мною чувства, когда серебряные молоточки звенели, сливаясь воедино, можно было, наконец, счастливо улыбнуться, зевнуть и упасть в сон. Что я и сделала.

***

Мы проснулись довольно поздно и в прекрасном настроении. Быстро отправились в ванную и уселись за стол, где нас уже поджидала пышная яичница и горгондзола – мой любимый итальянский сыр. Мы умяли все с огромным аппетитом, весело смеясь по любому поводу, а чаще – вообще, без повода. Так что папа даже спросил: «Что это с вами? Вы просто светитесь».

– Это все бегемот! – дружно прыснули мы и быстро между собой переглянулись, зная, что ему даже в голову не придет истинная причина нашего свечения.

Кстати, с тех пор так и повелось. Стоило нам или кому-то другому упомянуть в разговоре бегемота, как мы тут же принимались хихикать. И никто не мог понять, что же явилось причиной нашего глупого смеха.

Потом мы, как и планировалось мамой, отправились на выставку. Но для нас с Элькой «встреча с прекрасным» так и не состоялась. Нам было не до того. Мы каждую минуту отбегали от взрослых, чтобы обменяться подробностями наших ощущений в тщетных попытках выразить невыразимое. Зато мы договорились, что в следующую субботу я нанесу ей ответный визит, чтобы продолжить наши с ней «Египетские ночи».

***

После той субботы наши с Элькой отношения изменились. Мы стали намного ближе. Глядя на нее, я чувствовала порой почти невыносимые уколы нежности. Разумеется, о том, чтобы коснуться какой-либо интимной части тела, столь бесстыдно распахнувшегося в тот раз, и речи быть не могло. Но в удовольствии пожать подруге руку мы себе не отказывали. То я, то она просовывали свою ладонь под рукав кофточки или свитера и добирались до локтя. Это было страшно приятно. И я каждый раз удивлялась, что наяву Элькины руки оказывались гораздо тоньше и горячее, чем в моих ожиданиях, перед тем, как я заползала к ней в рукав.

– Марго, мы же теперь совсем, как сестры, правда? – сказала однажды Элька, заглядывая мне в глаза.

– Скажешь тоже, какие мы сестры?

– Но ведь не любовники же? То есть, не любовницы?..

– Нет, конечно… Просто немного тренируемся.

Суббота приближалась, и между нами был выработан шутливый ритуал:

– Ну как, ты готовишься? – спрашивала одна из нас.

– Еще как, и жду с нетерпением, – отвечала другая, и мы довольно улыбались.

***

Я уже предвкушала, хотя немного стыдилась этого, нашу повторную ночь у Эльки, наступлению которой, казалось, ничто не могло помешать. Но заметила, что она в последние дни выглядит немного рассеянной и явно обдумывает какую-то мысль. Я предполагала, что моя подружка задумала какое-то новое бесстыдство и была довольно сильно задета, когда она после долгих колебаний вдруг сказала:

– Знаешь, Марго, по-моему, нам надо с этим кончать.

Заметив мой удивленный взгляд, она поспешила добавить: -Нет, мне все это, конечно, очень нравится. Эти наши лесбианские игры…

– Лесбийские, – поправила я.

– Пусть лесбийские, – машинально повторила за мной она. – Так вот они мне очень нравятся. Даже больше, чем нравятся. Но вот именно поэтому… Ведь мы же провели эксперимент, так? И теперь знаем, что мы вполне нормальные. А если мы и дальше продолжим этим заниматься, то неизбежно станем лесбиянками. А я этого не хочу. Хочу, чтобы все было – по-настоящему. И до конца. А, значит, это возможно только с мужчинами. Я и так в тебя, можно сказать, почти по уши влюбилась. Ты мне даже снишься чуть ли не каждую ночь. И мы непрерывно ласкаем друг дружку. А что будет дальше, если мы не остановимся, даже страшно подумать.

Элька продолжала, еще больше смешавшись:

– Ну, то есть, ничего особо страшного, конечно, не произойдет. Но уж мальчиками мы тогда точно не будем интересоваться. Во всяком случае, я…

Видимо, Элька захотела слегка подсластить пилюлю своего демарша, потому что после паузы сказала:

– Нет, мы, конечно, иногда можем «это делать», если уж приспичит и станет совсем невмоготу. Но, главное, чтобы это не превратилось в систему. А ты что думаешь?

Я всегда чувствовала себя ведущей в нашем с Элькой тандеме. Можно сказать, как старшая сестра. Я и была старше ее на пару месяцев. Да и вообще… Но при этом знала, что она при всей ее наивности, порывистости и легкости на подъем часто проявляла себя очень рассудительной и даже практичной девчонкой. И, когда это требовалось, проявляла неожиданную твердость. И интуиция у нее работала отлично.

Я уверена, что именно отсутствие в ее детстве и отрочестве матери и сформировало эти ее черты, как проявление той женской и даже материнской ответственности за их с отцом маленькую семью. Ответственности, которую Элька взяла на себя.

Поэтому во всех не вполне очевидных случаях я привыкла на нее полагаться. Сейчас она явно почувствовала, что если мы заиграемся, это может завести нас черт знает куда. Хотя меня ее слова поначалу обидели, я понимала, что, в сущности, она совершенно права. Мы не должны с головой погружаться в этот, пусть и соблазнительнейший, но омут. Ну, разве что именно иногда. И именно – если уж совсем невмоготу. Я молчала, обдумывая сказанное Элькой.